Хроники инквизиции - Страница 39

• Предыдущая
• 39 / 57
• Следующая

39

Каждый год чертов шеф упорно пытался наладить деловые связи между ближайшими к нашему Святыми орденами. Подозреваю, мечтал наложить лапу на имеющиеся у них хроники и древние фолианты. Да мало ли. Шеф за лишний артефактик любого удавит. Но он предпочитал обходиться малой кровью и упорно посылать кого-то из своих инквизиторов для сотрудничества в чужой орден. Обмениваться опытом, работать вместе… Я страдала уже два раза. Первым был какой-то маг-недоучка из Арраны. И если раньше, Старейший называл чудовищем меня, то даже не знаю, что бы он сказал про этого тихого нелюдимого паренька. Отчасти он вызвал у меня неприязнь тем, что вечно поучал свысока. Отчасти моей временной глухотой от разорвавшегося рядом с башкой заклинания. До конца поездки я молила все Высшие силы, чтобы он больше не вздумал колдовать. Второй оказалась собранная, подтянутая девица в строгой темно-синей форме инквизиции. После первого напарничка я не знала, чего от нее ждать. И побаивалась. За все время мы сказали не больше десятка слов друг другу. И сейчас, стоя перед дверью Торена Арвеса я размышляла, кто же страдал из наших, чтобы шеф заполучил этот идиотский амулет.

Я постучала. Потом еще и еще. Соседок, которые могли бы пояснить, куда блудный инквизитор делся в такую рань, из окон больше не высовывалось, и я бросила Эхо Эриона. Внутри кто-то был. Еще живой, но сердце его билось очень слабо. Я вышибла дверь посылом Денсона, искренне надеясь, что мои магические способности не подвели, и хозяин умирает на самом деле. В каком-то смысле он и вправду умирал. Этот чертов Арвес валялся в кресле, видно он в нем же и заснул, и страдал от жесточайшего вчерашнего помелья. Я его чуть не добила. Конечно же из милосердия и жалости.

– Ммм? – поинтересовался он.

Арвес оказался небритым измученным типом, со следами на переносице от постоянного ношения очков.

– Я из саллемского ордена. Я искала вас вчера.

Он широко распахнул глаза, и они оказались невероятного небесно голубого оттенка с красными прожилками из-за похмелья.

– Солнце Востока… – прохрипел он.

– Артефакт, – сообразила я, – артефакт, что вы храните?

– Да, – выдохнул он. И дрожащей рукой указал на шкаф.

Ну, прям послание от умирающего получаю. Вытащила какую-то серебряную побрякушку из ящика, запихнула в сумку и напоследок опасливо сообщила.

– Ваша дверь гм… там сломалась.

И пока до него не дошло, быстро отправилась выполнять свой священный инквизиторский долг в другом месте. Надеюсь, он был не настолько трезв, чтобы запомнить, как я выгляжу.

Ладислав отбыл прошлым вечером, несказанно обрадовав хозяйку и по-прежнему ничего не сказав о своих таинственных делах. Поэтому заняться мне было нечем, но и из праздничного Краина так быстро уезжать не хотелось, поэтому от скуки я решила пойти туда, куда не направилась бы раньше ни за что в жизни. Но встреча со старой знакомой разбередила старые раны.

Схватки магов для меня всегда пахли молоком. Для кого-то магия пахнет морским бризом, для кого-то душистым ароматом цветов, а для меня как подогретое молоко с медом и травами, которое готовила старушка Вив. Осенью она приносила теплый медовый чай, золотистый, как листья деревьев, зимой молоко, чтобы приятнее казались сказки у камина, а весной черный крепкий кофе, чтобы отогреть застывшую кровь от серой весенней слякоти. У меня с тех времен еще сохранилась дурацкая привычка пить молоко на ночь, чтобы заснуть.

Ее противник был совсем неизвестен мне, может и к лучшему. На его песчаный смерч София ответила волной огня, превратив белый песок арены в острые сверкающие на солнце стекляшки. Магия разрушения… н-да уж, в этом она всегда была неповторимей даже меня. Я разрушала просто так, ошибками в заклинаниях, грубо и зрелищно. Она же плела тонкую, поражающую своей изощренностью канву заклятий. Бич пустыни, холод ветра. Они довольно долго обменивались равными по силе ударами. А потом… Он выставил отражающий щит, она ударила молнией. Я была уверена, что щит выдержит, но магический заслон лопнул, как мыльный пузырь и ее противника поджарило. Вставшие дыбом волосы, вонь подпаленной шерсти и прочие прелести попадания разряда такой мощи.

София поклонилась зрителям, гордо помахала кому-то рукой, и с замиранием сердца я обнаружила Старейшего. Он почти не изменился за это время. Такой же сухощавый седой, подтянутый, с колючим холодным взглядом. И смотрел он на меня. Возможно, уже давно.

Наверно, стоило уйти… Но я подошла к нему, проталкиваясь сквозь толпу орущих, веселящихся горожан, хотя уже перестала ощущать их радость.

– Я слышал, ты подалась в Инквизицию. Ну-ну.

– Вы еще злитесь на меня, Старейший? – спросила я.

– София рассказала мне. Я сделаю все, чтобы тебя не допустили до состязаний. Я пытался, но так и не смог научить тебя ничему путному, и это камнем до конца жизни будет висеть на моей совести.

Он отвернулся и пошел вперед, невысокий, но подтянутый, источающий властность маг, заставляющую людей бессознательно расступаться вокруг него.

– Дед, – позвала я в его спину, – дед.

Он сделал вид, что не услышал. Как же тяжелы они иногда, эти кровные узы.

...

«… – О нет, Дарко. Она не узнает тебя. Заклятье подчинения стерло память о вашей любви.

– Я знаю, – крупные мужские слезы текут по его щекам, – но я сделаю все, чтобы она меня вспомнила. Я убью его чтобы рассеять чары. Колдун ответит за все и за опороченную честь моей сестры и моего дяди.

– Дарко я помогу тебе.

– Спасибо брат. Ты настоящий друг.